Обличающий перст поверг рыжего в бездну ничтожества.
– Вы больше не пассажир, сеньор Пераль, – резюмировал Гиль Фриш. – Вы коллантарий, такой же, как и мы. Вероятность – девяносто восемь с половиной процентов.
Если верить гематру, ровно с той же вероятностью работал тест на телепатию, который Диего благополучно провалил.
– Мы никогда раньше не брали одного и того же пассажира в коллант повторно. Видимо, любой, кто побывал в большом теле, становится полноценным коллантарием.
– Вероятность? – мрачно съязвил Диего.
– Вероятность посчитать не возьмусь. Феномен нуждается в тщательной проверке.
– И я тоже коллантарий? – вмешался Пшедерецкий.
Хозяину дома надоело торчать в дверях, подпирая косяк. Как актер-премьер, меняющий мизансцену без указания режиссера, он пересек залу упругим шагом фехтовальщика, едва ли не пританцовывая, и демонстративно занял место во главе стола. Диего почудилось, что во время краткого променада дон Фернан дважды или трижды сменил Антона Пшедерецкого – и вновь, с очевидной неохотой, уступил подмостки своей сеченской ипостаси. Круг, подумал маэстро. Поворотный круг. Он хорошо помнил, как в Королевском театре для новой пьесы отца ставили поворотный круг – новинку, привезенную из-за океана, от косоглазых нихонов. Словно колесо фортуны, круг позволял быстро менять выгородку: дворец, лачуга, поляна в лесу. Разоренная строителями сцена чертовски походила на вспоротое чрево кита: какие-то ребра, падуги, колосники, сочленения, потроха… Маэстро подозревал, что Ойкумена, гори она огнем, тоже вертится на поворотном кругу. В разных местах идут разные эпизоды, актеры произносят реплики, жонглируют диалогами, действие стремится к неизбежной развязке, а Диего Пералю забыли сказать: комедию дают сегодня или трагедию.
– И вы тоже.
– Весьма любопытно. Насколько я понимаю, мы открыли новый метод подготовки коллантариев. На вашем месте я бы его запатентовал. Не забудьте включить в заявку нас с господином Пералем – в качестве соавторов открытия.
– Изобретения, – уточнил мар Фриш. – На открытия коммерческие патенты не выдаются.
Не в силах усидеть на месте, рыжий невропаст вскочил из-за стола:
– Люди! Человеки! О чем вы говорите?! Он отбился от помпилианки! Не дал лишить себя свободы! А вы…
– Что вы так всполошились, сеньор?! – не выдержал Диего. – У меня что, рог во лбу вырос? Клыки? Когти? Ну, отбился…
Деревенщина, осознал он, глядя на лица членов колланта. Все-таки я – махровая деревенщина.
– Противостоять клеймению способен антис или сильный телепат. Вариант с дуэлью двоих рабовладельцев я не рассматриваю, – Гиль Фриш убрал все намеки на интонацию, зато паузы в речи гематр рассчитывал с точностью механизма. – Все остальные беспомощны перед помпилианцами. Вы – варвар, при клеймении у вас не могло быть оружия. Но вы сами сказали: рапира. Рапира и воля к сопротивлению.
– Вот! Вот! – рыжий трясся от возбуждения. – Если он сумел, значит, и мы, да? Мы тоже?! Так, Гиль?!
– У нас нет статистики. Но уже сам факт, что сеньор Пераль оказался под шелухой при оружии, как во время выхода в большое тело, достаточно показателен.
Диего вспомнил утренний разговор с Пробусом:
– Оружие – это символ?
– Вы правы. Оружие в колланте – символ силы коллантария, способности постоять за себя. Оно осталось с вами, даже когда вас насильно выдернули под шелуху без всякого колланта. Думаю, то же произойдет при попытке заклеймить любого коллантария. До сих пор никто из помпилианцев не пробовал…
– Любого! Любого коллантария! Любого!
Все повернулись к Пробусу. Общее внимание нисколько не смутило координатора колланта. Пробусу было плевать. Пробус ликовал.
– Я тебе не ботва! – маленький помпилианец хлопал себя по ляжкам, подпрыгивал, кружился по зале волчком. Взмахивал кулаком над головой: грозил небу или госпоже Эрлии, лежащей в спальне второго этажа. – Ай-люли-люли-любого… Не ботва! Нет! Хрен тебе, сука! Хрен, а не Спурия Децима Пробуса!
Мар Фриш бросил ему носовой платок, сложенный вчетверо. Плохо понимая, что делает, Пробус вытер слезы, текущие по щекам, взмахнул платком, как полковым знаменем, и сунул его в карман.
– Я – коллантарий! Не возьмешь, подавишься…
Заворожен этим диковатым зрелищем, Антон Пшедерецкий не сразу расслышал трель уникома. Лишь когда сигнал сделался громче, хозяин дома опомнился.
– Звонит профессор Штильнер, – он продемонстрировал всем индикатор вызова. – Надеюсь, светило готово нас принять.
– Не сейчас. Скажите, что свяжетесь с ним позже.
– Ты рехнулся, Гиль?!
Жестом призвав гостей к молчанию, Пшедерецкий кивнул мар Фришу: «Я вас услышал,» – и коснулся сенсора:
– Адольф Фридрихович? Добрый день. Извините, ради бога, у меня очень важный разговор по второму каналу. Вы можете остаться на связи? Буквально минута, и я в вашем распоряжении!
Он отключил микрофон и повернулся к гематру:
– У вас минута.
– Сеньор Пераль – объект охоты. Усадьба под наблюдением. Вероятность – семьдесят семь процентов. После срыва клеймения охотники рассвирепеют и утроят усилия. Нам нельзя светить контакты с профессором. Отложите встречу любой ценой. Двадцать секунд.
– Но он нам нужен!
– Сперва надо избавиться от слежки. Я над этим думаю. Двадцать семь секунд.
– Проклятье, Гиль! Вечно ты все портишь!