Призраки Ойкумены - Страница 31

Пшедерецкий переводил взгляд с брата на сестру – и видел одно лицо. Дело было не в сходстве близнецов. Лица Давида и Джессики застыли, утратили человеческую мимику: даже не маски – голосферы компьютеров. Скупое движение ртов – вот и все, что показывали эти мониторы случайному зрителю. Шел разговор двух гематров, который большей частью сводился к молчанию. За скобки выносилось столько, что в скобках оставался сущий пустяк. Сейчас никому бы в голову не пришло, что в паспорте отца этих молодых людей, как и в паспорте Антона Пшедерецкого, местом рождения значится варварский Сечень. Минимум слов. Максимум информации. От каждого слова, непостижимые для Пшедерецкого, выстраивались логические цепочки, дорожки причин и следствий. Они ветвились, обрастали вероятностями, соединялись, переплетались; отсеченные скальпелем гематрийской аналитики, рассыпались в прах и исчезали без следа.

– Его нельзя оставлять одного.

На принятие решения Джессике потребовалось семь с половиной секунд.

IV

– Добрый вечер! – улыбнулся Антон Пшедерецкий.

– Добрый! – рявкнул Диего. – Какого дьявола?!

– Простите, это вы мне?

– Нет, – Джессика потупила взор. – Это он мне.

Диего шагнул к девушке. Казалось, он намеревается сгрести ее в охапку и с маху ударить о ближайший столб. Когда маэстро заорал дурным голосом, это был рев мастер-сержанта Кастурийского пехотного полка, на чьей форме – сорок пуговиц, а в кулаке – сорок тысяч затрещин:

– Вон отсюда! Бегом!

– Я…

– Я кому сказал?! У тебя бой, дура!

– Вы…

– Вон!!!

Джессика набрала в грудь воздуха и вдруг завопила, как шальная:

– Дурак! Дурак безмозглый!

– Я? – задохнулся маэстро.

– Ты! Ты же без меня пропадешь!

– Я?!

– Ты! Ты куда собрался? Куда ты собрался, спрашиваю?!

Голиаф присел на задние лапы. С огромным интересом лигр вертел башкой, наблюдая за скандалом. Временами он шумно облизывался, словно никак не мог выбрать, кого съесть.

– Не твое дело! – бушевал маэстро. – Бегом марш!

Все напряжение, скопившееся в душе сеньора Пераля, требовало выхода. Оно ломилось наружу, это напряжение, оно разносило в щепки запертые двери, срывало засовы, ломало косяки и притолоку. Вряд ли маэстро сумел бы остановиться, даже если бы захотел.

– Иди дерись! Дерись, засранка!

– Как вы разговариваете с дамой?! – возмутился Пшедерецкий.

– Как надо! Вы что, не поняли? Она же будет переживать за меня! Переживать – там, на площадке! Беспокоиться, волноваться! Да ей в первую секунду воткнут…

Маэстро захлебнулся.

– Воткнут шпагу, – завершил он тусклым, механическим голосом. – Как в стоячую. Воткнут и не поморщатся. Вы должны понимать, кем бы вы ни были…

– Кем бы я ни был, – отрезал Пшедерецкий, – я понимаю. Вы совершенно правы, сеньор Пераль. Госпожа Штильнер, вы немедленно идете на площадку и не думаете ни о чем, кроме предстоящего боя. Это моя метода, и вы следуете ей без возражений.

– Хрена вам, – всхлипнула Джессика. – Хрена вам обоим.

– Уходите, – Пшедерецкий крепко взял девушку за плечо. – Желаю вам победы. Мы еще встретимся в финале. И не беспокойтесь, ради бога. О сеньоре Перале позабочусь я. Вы мне верите? Вот и славно. Сеньор Пераль, что вам нужно? Мобиль? Аэромобиль?

– Аэро… – прохрипел маэстро.

– Нет проблем, – его спаситель уже доставал уником. – Сейчас я вызову свой «Кримильдо» и отвезу вас, куда скажете. Сейчас…

– Куда вызовете?!

– Сюда. Тут полно места для посадки. Предвосхищая ваш вопрос: нет, водителя у меня нет. Машина прилетит сама. Вам известно такое слово: автопилот? В «Тафари» отличные диспетчеры…

За все это время Давид Штильнер не произнес ни слова. Можно было подумать, что молодой человек подражает хищному телохранителю: взгляд Давида методично переходил с сестры на одного мужчину, на другого, и так без конца. Гематр сказал бы, что Давид решает архисложную задачу. Варвар добавил бы, что в мире нет сложней задачи, чем проблема треугольника.

Есть такие треугольники.

V

Золото превращалось в бронзу.

Закат, великий алхимик, трудился над грядой кучевых облаков. Короли прошлого – скупцы, чахнущие над казной – сказали бы так: трудился наоборот. Драгоценный блеск гас, сменялся блеском иным, тяжелым и грубоватым. По краям облака успели подернуться темной зеленью патины. Кайма, похожая на пятна от травы, оставшиеся на одежде неряхи, спускалась ниже, чахла, увядала, приобретая цвет размокшей глины. Золото, бронза, глина – вечер брал Китту в прохладные ладони, как гончар берет кувшин, вертящийся на кругу.

– Бамидел, – сказал Пшедерецкий. – Я слышал, там красиво.

Диего пожал плечами:

– Возможно.

– Сейчас плохое время для прогулки. Ночь на дворе. На смотровой площадке никого нет. Все разлетелись по барам, пьют коктейли.

– Я не ищу компании.

– Дать вам свой номер?

– Зачем?

– Вдруг вы захотите вернуться?

– Если я захочу, я вернусь.

– И опять начнете искать извозчика? Мне не в тягость…

– Спасибо, не надо.

– Как знаете.

Верхний эшелон пустовал, «Кримильдо» не тратил время на лишние маневры. Квадратный монитор навигатора разворачивал карту местности, смещая изображение к западу. Внизу бегущей строкой указывался пункт назначения: ущелье Бамидел, водопад Гри-Гри. Диего оглянулся: вулкан Тафари исчез из виду. Там, где раньше торчал срезанный конус вулкана, клубилось зарево, как от пожара. Свет, исходящий от зданий, парков и ресторанов комплекса, конкурировал с извержением, легко прикидываясь катастрофой. Вот-вот лава хлынет вниз по склонам…