По косвенным данным, такое положение дел не устраивает самих пенетраторов. Известен случай превращения тюремной космической станции в исследовательскую лабораторию, где флуктуации на протяжении нескольких лет проводили эксперименты, исследуя заключенных, входя в их тела и пытаясь найти способ возвращения в волну без гибели носителя. Видимых результатов эксперименты не принесли.
Тем не менее, определенный прогресс в методах выхода пенетраторов из белковых тел мы можем наблюдать. Как свидетельствуют собранные за пятьсот лет данные, ранее пенетраторы возвращались в волну с более разрушительными эффектами, чем сегодня: от кварк-глюонного взрыва мощностью в десятки килотонн до искажений пространства, времени и гравитационных полей, нарушения причинно-следственных связей, массовых психических расстройств людей в радиусе до трех километров, массового спонтанного эффекта Вейса и т. д. Сейчас, как правило, погибает лишь носитель.
Анализируя исследовательскую деятельность пенетраторов, мы обнаруживаем вполне человеческую мотивацию: стремление к новым знаниям. Это дает нам надежду на возможность контакта и будущего взаимопонимания с наиболее развитыми флуктуациями континуума.
– Ну что? – спросил профессор Штильнер. – Теперь вы поняли?
Глаза профессора горели азартом.
– Нет, – честно ответил Диего.
1‑й бродяга:
(загораживает Кончите дорогу)
А любишь ли ты, девка, государя?
Кончита:
Уйди, ударю!
2‑й бродяга:
(отрезает ей путь к отступлению)
А любишь ли петь песни королю?
Кончита:
Нет, не люблю!
3‑й бродяга:
(выныривает справа)
Желаешь ли монарху угодить?
Кончита:
Сгинь, пропади!
Бродяги:
Мы – трое знаменитых королей!
Зовут нас Выпей, Тяпни и Налей,
А если выпьем, тяпнем и нальем,
То тянет нас на женское белье!
Ведь под бельем есть то, что льна белей
И радует великих королей!
Опасно тут гулять на склоне дня…
Кончита:
(отталкивает Тяпни, распустившего руки)
Пусти меня!
1‑й бродяга:
Вначале мы сорвем с красотки шаль!
Кончита:
(лишившись мантильи)
Ах, шали жаль!
2‑й бродяга:
Шнуровка лифа туговата, да?
Вспарывает шнуровку на платье Кончиты.
Кончита:
(закрывает руками грудь)
Ах, вот беда!
3‑й бродяга:
Мы доберемся до укромных врат…
Капитан Рамирес:
(выныривает из переулка)
Да тут разврат!
Иду, смотрю – коррида, о-ля-ля…
Четвертого возьмете короля?
Бродяги:
Да ты же не король, а капитан!
Капитан Рамирес:
Я – император! Шахиншах! Султан!
Зовут меня Руби́ ибн Нежалей,
Я – записной убийца королей!
Как встречу их, насильников-скотов,
Так меч из ножен выпрыгнуть готов…
Бродяги:
(разбегаясь)
Руби́? Ибн Нежалей?! Прости, сестра!
Мы пошутили!
Я ваще кастрат!..
Капитан Рамирес:
(Кончите)
Позвольте проводить вас? Вам куда?
Кончита:
В дом Федерико.
Капитан Рамирес:
Черт! Вот это да!
Пусть из тюрьмы я вырвался с трудом,
Мой путь стремится в тот же самый дом,
В компании прогулка веселей…
Кончита:
(смеется)
И в доме будет трое королей!
Руби ибн Нежалей, Мишень Д’ля-Плюх
И королева эскалонских шлюх!
– Это не бренди, господа!
Дон Фернан с опаской принюхался:
– А что?
– Это нектар!
Нектар густо пах яблоком: зеленым, сочным, кислым до оскомины. В душу Диего закрались подозрения, которые профессор не замедлил подтвердить:
– Аутентичный! Ручной работы! У Анастасии Евдокимовны папаша яблоневый сад держит. Хотел еще и вишневый прикупить, так соседка-помещица уперлась: только, мол, после моей смерти!
– И что папаша? – заинтересовался дон Фернан.
– Ждет, ему не к спеху. Вот они, яблочки-то…
Штильнер разлил нектар по рюмкам. Себе – на донышке, для виду. Он был изумительно трезв, лишь время от времени трогал виски́ кончиками пальцев: похоже, болела голова. Маэстро чуял, что профессор успел принять какую-то волшебную таблеточку, или сделал себе чудо-инъекцию, способную вправить мозги горькому пьянице. Профессор смущался, суетился, был рад услужить и обиходить, но и безмозглый дурень увидел бы, что гости – тот крючок, который акула науки заглотила до самой задницы.
Жирный, обрюзгший, неопрятный человек в затрапезном халате – Штильнер вызывал у маэстро раздражение и симпатию в равных пропорциях. С похожими чувствами Диего относился к собственному отцу. Только в случае с Пералем-старшим эта смесь называлась любовью.